¬ж¬а¬в¬е¬Ю

На смерть Глиста.

Посвящается вкусной
и здоровой пище.

Старый Глист уже давно был тяжело болен. Сказать по правде, он умирал, и, что было самым ужасным, полностью осознавал смысл происходящих с ним изменений. Зрение его стало уже далеко не таким острым как в молодости, уши его слышали только отдаленные шуршащие звуки, а пищеварительная трубка больше не ощущала во всей полноте вкуса попадавшей в нее пищи. Впрочем, последнее обстоятельство его не очень-то и огорчало. Пища уже давно перестала быть съедобной. Раньше пищеварительная трубка высказывала по этому поводу знаки протеста, но и эти события давным-давно канули в лету.
Иногда затуманенное болезнью сознание Старого Глиста просветлялось и в его памяти всплывали счастливые дни молодости его предков. О да! Что это было за время! Каждый прием пищи был похож на симфонию вкуса, в которой главный тон задавал отменный кусок жирнейшей свининки или нежная, тающая во рту мякоть домашней курицы, звучали, словно флейты, пикантные соусы, голосами скрипок сыпались мельчайше порубленные листики салата, шпината и укропа…
Мысли Старого Глиста были грубо прерваны заявившей о себе жестокой реальностью: пошел едкий шипящий дождичек. Старый Глист корчился от боли: каждая капля зловредной жидкости, попадая на него, выжигала глубокую каверну в его бледной нежной кожице. Старый Глист заплакал. Он кричал, бился о мягкие пружинящие стены, царапая их, но не находя облегчения. От стен тоже вился зловонный голубоватый дымок.
Вдруг едкий дождь резко прекратился. Старый Глист, подумав, что Хозяин услышал-таки его страстную мольбу, стал благодарить Всевышнего. Но не успел он начать «Отче наш», как на его головной конец приземлился, смачно чвякнув, огромный кусок пористой соленой мякоти, издававший запах, подобный тому, что был у подруги Старого Глиста, когда та издохла, и маленькие дружные Esherihii Coli очень любезно занялись разложением ее плоти.
Старый Глист впал в прострацию. Вслед за вонючим куском на него полилась, разъедая глаза, коричневатая шипящая жидкость. Часть жидкости Глист проглотил, и тут же в его пищеварительной трубке началось что-то ужасное. Сначала ее расперло в шейном отделе, потом в поясничном и, вдруг, из отверстия в хвостовом конце дробью с огромной скоростью вылетело, издав свистящий звук, все содержимое пищеварительной трубки. Глист крякнул от неожиданности и жалостно захныкал. Его били судороги. В глазах его потемнело, он не чувствовал ткани под присосками…
Но вдруг все прекратилось. К Старому Глисту вернулось сознание и мир вновь предстал в своем истинном цвете. Далеко вверху раздалось многообещающее бульканье и показался бесформенный кусок желтоватой массы, жирной на вид. В душе Старого Глиста просветлело: «неужели сливочное масло?» - подумал он, глаза его счастливо затуманились, и память снова перенесла его в давно ушедшие дни молодости.
Но радость Старого Глиста была недолгой. Казавшийся таким мягким и соблазнительным желтый кусок больно ударил Глиста в бок и упал на дно мира: «Снова «Рама»»- понял Глист и погрузился в депрессию. Он вспомнил все, что было в его жизни, и решил, что нет больше смысла продолжать эти бессмысленные страдания.
«То, что я ем – это не еда!
То, как я живу – это не жизнь!» - подумал он, и на какое-то мгновение его охватило страстное желание покончить со всеми своими мучениями, его стало все сильнее манить к себе тихое, темное и спокойное небытие, где нет больше ни радостей, ни страданий.
Старого Глиста охватило невероятное спокойствие, и он разжал присоски. В первую секунду ему показалось, что он упал с небоскреба, и ему стало страшно, но потом он ударился о мягкую упругую стенку и плавно и медленно покатился вниз. Мысли его были далеко, там, где наслаждались едой и жизнью его счастливые предки, и он медленно, но верно плыл по лабиринту мягких пульсирующих труб к огромному журчащему водовороту, туда, куда, по преданию, уходят все глисты.